Я тоже решил поделиться неосознанным сновидением. Правда, это было не сегодня, но все-таки... Даже не знаю, почему именно этот сон запомнился в мельчайших подробностях. Настолько, что я его тоже малость "облагородил". Хот по сути - абра-кадабра еще та
В общем - если интересно...
Проснувшись, я первым делом поинтересовался, чего нам сегодня ждать. Вообще-то, знать этого, как бы, не мог никто.
Но, как это всегда бывает, непонятным образом кто-нибудь все равно знал.
Конечно, знание это было "подпольным", официально никто не признавал, что такое знание возможно. И за этот каприз ортодоксов мы платали каждый раз сотнями жизней.
Вот и в этот раз... "Быки!" - прозвучало, даже не прозвучало, а просто как-то висело в воздухе.
И, конечно, ортодоксы не упустили случая еще раз "посрамить" сакральные знания.
Все окна, выходящие на пустырь, были плотно завешены. Перед окнами гудели и волновались старики и женщины с детьми. Я протиснулся к крайнему окну и слегка отодвинул край солдатского одеяла, которыми были завешены окна. В принципе, я уже догадывался, что я там увижу. Так и есть. Им мало было выгнать всю молодежь прямо под копыта и рога бешенных быков. У всех были плотно завязаны глаза. Конечно, самое время организовать прятки! Не боимся мы никаких потусторонних сил, потому что силы могут быть только посюсторонние, и никаких потусторонних не бывает! Пока я размышлял, над пустырем проплыл тоскливый скрежет.
- Тварь! Мост подняла!
Сидящая на корточках молодежь заволновалась, но пока еще никто не рискнул снять повязку с глаз. Они все еще ждали сигнала к началу игр. Не такого сигнала...
На окраине пустыря, исчезающей за пригорком, вздымался широченный подъемный мост. Ортодоксы предпочитали не верить своим глазам, поскольку и пустырь, и протекающую за ним реку, и остров на реке многажды обследовали и никаких признаков жизни не обнаружили. Следовательно, такого не может быть, потому что такого не может быть никогда...
Тяжелый, режущий скрежет опять поплыл над пустырем. Мост исчезал медленно, словно опускаться ему было куда тяжелее, чем подниматься. Оставшиеся в зале приникли к окнам, молодежь на пустыре тревожно крутила головами, но так и не рисковала снять повязки.
Даже когда скрежет сменился тяжелым гулом, и задрожала земля, все еще в очередной раз хотели верить, что наука не обманывает, что мост, быки, да и сама тварь - “бабушкины сказки”. Гулкая вздрагивающая тишина повисла и в зале, и на пустыре. Все замерли в ожидании. Молодежь обратила к реке невидящие под плотными повязками глаза и застыла. До хруста в побелевших пальцах стиснули подоконники старики и женщины. Даже младенцы молча, как выброшенные на берег мальки, раззевали свои ротики. Гул нарастал, но вместе с ним росло и оцепенение. Неужели опять обман, опять боль, кровь и смерть?
Они возникли разом по всему окоему пустыря. Невысокие, едва по пояс взрослому человеку, но с мощными, отливающими вороненой сталью торсами и огромными полуметровыми лирами рогов, лавиной вылетели они из-за взгорка. И сразу воздух взорвался криками. Вскакивая и на ходу срывая повязки, молодежь рванулась к комплексу, толкаясь, падая и не всегда успевая подняться.
Кошмар начался сразу. Далеко не все из бывших на пустыре успели влететь в ворота, когда они с грохотом захлопнулись, буквально в десятке метров перед стальной лавиной. Со свистом рухнула в пазы двутавровая балка. Но все тщетно. Ворота не задержали быков и на минуту. Как бумага рвалась пятимиллиметровая сталь, балки гнулись и лопались как пластилиновые. И вот уже мясоуборочным комбайном покатилась лавина по комплексу, рогами и копытами перемалывая человеческие тела в фарш.
Скрыться, спрятаться от этой тупой силы было невозможно. Как консервные банки вскрывались любые перегородки из бронированной стали, словно орудийными снарядами вышибались любые сейфовые двери. Спасения не было нигде. Нигде, кроме...
Так же, как непонятно откуда пришло знание о самих быках, в воздухе висело - крыши! Толстые, мощные бычьи выи не позволяли им высоко поднять головы, и потому был шанс спастись на крышах. Конечно, не для всех. Приземистые, стремящиеся скорее вглубь, чем ввысь, строения комплекса позволяли штурмовать их без особых затруднений, но какое-то время для этого все-таки требовалось. А его-то и не было. Вся сокрушительная мощь быков заключалась именно в скорости и стремительности. Поэтому пока кто-то карабкался на крыши, остальные своими жизнями платили за эту возможность.
Я оказался в толпе, рванувшейся к зданию склада. Наполовину врытое в землю, здание имело широкую двускатную крышу с опускавшимися почти до земли краями. Понятно, что преодолеть такое препятствие могли даже женщины и старики, потому основная масса их и хлынула сюда. Но шанс спастись именно здесь оказался призрачным. Живыми снарядами летящие следом быки также с легкостью горных козлов преодолевали символическое препятствие. Ни уклон крыши, ни скользкое покрытие их не останавливало. Люди стремились вверх, спрессовывались у самого конька, и, выдавливаемые неостановимым, ощетинившимся рогами катком, горохом сыпались вниз, под каблуки и копыта стелющейся внизу человеко-бычьей лавины.
Не знаю, повезло мне, или кто-то наверху решил, что мне еще рано быть насаженным на вертел бычьих рогов или растоптанным их копытами. Я оказался с самого края управляемой паникой толпы. И основная масса быков плотным строем пролетела выше меня. Здесь, с краю, быки двигались достаточно редкой цепью. Достаточно редкой для маневра. Когда дыхание настигающего меня быка, едва не вспарывающего рогами железо кровли, обожгло пятки, я отпрыгнул на метр в сторону, едва сам не насадившись на рог другого быка. Преследующая меня махина попыталась также резко повторить мой маневр, но инерция, позволявшая ему с легкостью прошибать стальные перегородки, тут оказалась на моей стороне. Уклон крыши и скользкое кровельное железо довершили дело. Бык потерял опору, завертелся волчком, и сшибая других, кучей-малой увлек их с крыши. Через пару секунд вся кровля склада была пуста. Назад быки тоже не оглядывались...
Я еще долго не мог поверить, что все кончилось. Разум, пытаясь сохраниться до лучших времен, просто отключился. Потому, наверное, я и не замечал странностей в этом набеге. Вернее, замечал, но чисто автоматически, не думая, что это странности, и ничему не удивляясь. А удивляться было чему.
Спустившись через полчаса с крыши склада, я двинулся следом за прокатившимся валом, пытаясь найти кого-нибудь живого. Живых не было. Не было, впрочем, и мертвых. Не было даже пятнышка крови, словно все это мне приснилось. Но я воспринимал это естественно, как само собой разумеющееся. Одна мысль занимала меня - успеть залезть на какую-нибудь крышу, когда быки будут возвращаться. Поэтому, обследуя комплекс, я старался не удаляться от спасительных крыш.
Пару раз грохот запаздало рухнувших изуродованных перегородок заставлял меня лихорадочно взлетать на крыши, но вокруг было пусто. Не было людей, не возвращались и быки. Лишь когда я достиг словно взрывом искореженных ворот замыкающего комплекс ангара, также, из воздуха, пришло знание, что быки не будут возвращаться - незачем им. У них есть другие пути. Они выполнили свое дело и просто исчезли из нашего мира. И все-таки еще минут пять я в нерешительности топтался перед ангаром, напрягая слух и не спеша заглянуть в огромное помещение.
Я не стал исследовать внутренности ангара. Решившись заглянуть внутрь и убедившись, что он пуст, я повернул обратно, к “жилым” зданиям комплекса.
Основная масса народа до нашествия обитала в огромном подобии спортзала, скорее даже крытого стадиона, разве что без трибун, забранные толстыми решетками окна и бронированные ворота которого и выходили на пустырь. Вдоль стен и между окнами рядами высились почему-то двухъярусные солдатские кровати, хотя свободного места было более чем достаточно. Сейчас еще недавно ровные ряды были раскиданы, скомканные, как неудачные пластилиновые поделки, кровати валялись по всей площади стадиона. Лишь у самых стен местами оставалась видимость былого казарменного порядка.
Уцелевший народ уже вернулся к своим местам и деловито собирал пожитки и наводил порядок. Уцелевших было немного. В основном, как ни странно (опять же, это потом мне стало странно, когда вернулась способность спокойно соображать), это были старички и бойкие старушки. Молодежь, видимо, и была основной целью быков или тех, кто их послал. Делать мне здесь было нечего. Я развернулся и двинулся к ангару, более тщательно обследуя территорию и другие помещения комплекса.
Комплекс был огромный. Я проходил и гулкие бывшие цеха, и небольшие административные здания, склады, и вовсе уж непонятные сооружения. В небольшом, явно старинной постройки, с метровой толщины стенами, домике, наткнулся на еще одну группку старушек. Эти были уж совсем древние, некоторые, видимо, вообще не могли покинуть постели. Не понятно, как они уцелели в этом аду. Тут меня напоили чаем. Чаем гордо именовался напиток из каких-то трав, сдобренных клюквенным вареньем. Но напиток был горячим, и по мере употребления я ощущал, как стихает бившая меня до сих пор дрожь и по телу разливается покой.
- Я когда помру, - говорила укутанная простыней старушка, - вы меня не выкидывайте. Я, конечно, старая, но еще съедобная. Вот тут вот, - она похлопала себя по тощему заду, - вполне можно покушать.
Я чуть не захлебнулся. Я знал, конечно, что с пищей тут очень тяжело, но это было что-то невероятное. Чтобы человек завещал съесть себя...
- Хозяйка, хозяйка идет! - затараторили старушки, обрывая мои мрачные мысли.
Хозяйкой оказалась крепкая розовощекая бабенка лет тридцати.
- Ну что, девоньки! - с порога жизнерадостно заявила она. - Будем платить за крышу, или кто-то предпочитает вернуться в общий бордель?
- Конечно, конечно, Валюшка! - защебетали старушки, доставая и развязывая узелки.
Валюшка (с ударением на первом слоге, почему-то) пошла между рядами таких же двухъярусных солдатских коек, подставляя пухленькую розовую ладошку. Вот оно как. Оказывается, были в комплексе безопасные места. И непонятная власть этой Валюшки над “несуществующими” быками, четко миновавшими этот оплаченный приют.
- Ну а вы, молодой человек? - пухленькая ладошка замерла перед моим носом.
- Да нет, спасибо, я как-нибудь сам, - покачал я этим самым носом, боковым зрением отмечая укоризненные взгляды старушек. Но что-то не прельщала меня Валюшкина крыша, тем более, что я так и не рассмотрел, чем расплачивались с ней старушки.
Наскоро дохлебав “чай”, я поблагодарил и поспешил ретироваться из убежища старушек-людоедок.
К ангару я добрался уже к вечеру. Войдя под гулкие своды, я поначалу испытал нечто вроде дежа-вю. В полумраке огромное пространство напомнило строящийся цех, который мне довелось охранять в бытность охранником в ЧОПе ... эээ... да какая разница. Вот здесь, слева, должны быть вспомогательные службы - слесарка, небольшая кузня, пресс... За сорванными, скрученными в трубочку тяжеленными дверями угадывался развороченный горн. В дальней стене был проход в административно-бытовую часть цеха. Кабинеты, лаборатории, раздевалка, туалеты... Узнавание переросло в уверенность.
Да, вот здесь, последняя дверь по коридору, бытовка, где мы иногда плевали на службу, бросив бушлат на деревянную кушетку у теплой батареи. Вот тут я пожалуй и переночую, тем более, что уже почти стемнело.
Батарея и сейчас была теплой. Даже не теплой - горячей, настолько, что пришлось открыть форточку, чтобы не упарится. Сон не шел. Перед глазами вставали картины прошедшего дня. Помучавшись с полчаса, я встал и на ощупь вышел из бытовки.
Тьма не была абсолютной. Свет напоминал лунный, непонятно каким образом проникающий в помещение без окон. Я шел уверенно. Вот здесь, с противоположной стороны, бойлерная, а из нее неприметная дверь прямо на территорию завода. Завода? Причем тут завод? Откуда здесь завод? Поудивляться от души я не успел.
Гулко, с ответным эхом в пустом цеху стукнула дверь. Ну да, это наш обычный маршрут - именно через дверь бойлерной мы попадали в цех при обходе. Скользнув за тушу бойлера, я замер. Поскрипывая по строительному мусору, шли двое, тихо переговариваясь. Слов было не разобрать, а вот голоса... Вот этот скрипучий басок - да это же Михалыч, старый хрен, до сих пор работает! А тот, что помоложе... Хм, неужели Санька, студент зеленый? Правда, сейчас в голосе уверенность взрослого матерго мужика, но ошибиться невозможно.
Встречаться ни с Михалычем, ни с Саней не хотелось. Я дождался, пока шаги прохрустели в цех и на цыпочках прокрался к двери.
На улице все было по прежнему. Немного в отдалении высился административный корпус, залитая асфальтом и также успешно засранная строительным мусором дорога вела к воротам. Сторожка с высоким крыльцом, утопающая в зелени дикого кустарника курилка. Я с удовольствием прикурил, растянулся на широкой скамейке и зажмурился от солнца, как мартовский кот...
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
